"Mes inflorescences du mal" (2021)

La verite sur les marionnettes

Il est insupportable de vivre parmi des marionnettes.
Les marionnettes pensent ce qu'elles pensent.
Ils ressentent ce qu'ils ne peuvent que ressentir.
Ainsi, les marionnettes considèrent les pensées et les sentiments comme les leurs.

Le brouhaha des marionnettes est partout.
Motivateurs, pseudo-gourous et tenants pour la croissance personnelle.
Seul votre silence est plus terrible que leurs murmures.
Car la vérité déchire ton cerveau

La vérité qui ne peut être exprimée.
La vérité que personne ne veut entendre

Le néant! Pensez-vous que les pensées et les sentiments programmés vous rendent humain?

Vous n'avez aucune volonté et blâmez les autres pour leur manque de volonté.
Vous n'avez aucune conscience et vous punissez les autres pour leur imprudence.
Vous ne savez pas ce que vous voulez et vous exigez des garanties d’autrui.
Tu crois en toutes sortes de conneries comme l'amour, Dieu, la loyauté.

Pensez-vous toujours que quelqu'un a besoin de vous?

Mousse sale trouble sur la crête d'une vague qui passe ...
C'est ce qu'est votre conscience, votre âme, votre vanité gonflée.
Le néant!
Le silence de la mer sera votre réponse
Quand la dernière vague brise vos dernières illusions
sur les falaises noires d'la mort.

Tout votre sublime et beau est la recherche d'endorphines, d'ocytocine et de dopamine.
Tout votre amour est un désir de trouver une chatte confortable
où vos peurs et vos processus physiologiques trouveront du réconfort.
Tous vos idéaux et votre foi sont la tromperie et la manipulation.
Une putain de tromperie insolente sans vergogne.

Personne n'a besoin de personne.
Personne n'aime personne.
Personne ne conna;t personne.
Tous les gens sont des etrangers pour les autres.

Des vérités banales qui rendent la survie insupportable.
La vérité, qui n'évoque ni la perspicacité ni l'illumination.
C'est vrai, arracher les yeux et piétiner le cœur.
Vérité, privant l'esprit de tous ses fondements.

Les marionnettes protègent l'ordre de leurs illusions.
Les marionnettes protègent leurs illusions des illusions d'autres marionnettes.
Les marionnettes recherchent un Dieu fantoche et tombent sur le Vide Grand.
Et leur dieu fantoche devient encore plus énorme, cruel et dégoûtant.

Les marionnettes appellent tout dieu, amour, bonheur.
Les marionnettes n'admettront jamais qu'elles n'en savent absolument rien.
Même en combattant l'injustice des hiérarchies pour l'égalité des droits et des libertés,
ils font un choix en faveur de la hiérarchie, de l'injustice et de l'inégalité, préférant «ramasser la crème».

Ils ne savent jamais ce qui les anime vraiment.
En même temps, ils se considèrent comme les plus intelligents.

Seigneur! Comme je suis seul! Comme il m'est insupportable de vivre parmi les marionnettes!
Comme je suis insupportable d'être l'une de ces marionnettes.
Soyez une marionnette consciente.
Après tout, cette prise de conscience n'apporte pas de solutions.
Avec la, votre enfer devient encore plus désespéré.

Des vérités banales qui rendent la survie insupportable.
La vérité, qui n'évoque ni la perspicacité ni l'illumination.
C'est vrai, arracher les yeux et piétiner le cœur.
Vérité, privant l'esprit de tous ses fondements.

La vérité qui ne peut être exprimée.
La vérité que personne ne veut entendre...



Правда о марионетках


Невыносимо жить среди марионеток.
Марионетки думают, что думают.
Они чувствуют то, чего не могут не чувствовать.
И в итоге марионетки считают мысли и чувства своими.

Повсюду шум марионеток.
Мотиваторы, псевдогуру и сторонники личностного роста.
Только твое молчание страшнее их шепота.
Потому, что правда разрывает твой мозг.

Истина, которую невозможно выразить.
Правда, которую никто не хочет слышать

Ничтожество!
Как вы думаете, запрограммированные мысли и чувства делают вас человеком?

У вас нет воли, и вы обвиняете других в отсутствии воли.
У вас нет совести, и вы наказываете других за их безрассудство.
Вы не знаете, чего хотите, и требуете гарантий от других.
Вы верите во всякую чушь, такую как любовь, Бог, верность.

Вы все еще думаете, что вы кому-то нужны?

Мутная грязная пена на гребне проходящей волны ...
Вот, что такое ваша совесть, душа, ваше раздутое тщеславие.
Ничтожество!
Тишина моря будет тебе ответом,
Когда последняя волна разобьёт твои последние иллюзии
о чёрные скалы смерти.

Все ваше возвышенное и прекрасное - это погоня за эндорфинами, окситоцином и дофамином.
Вся твоя любовь - это желание найти удобную пи*зду,
где ваши страхи и ваши физиологические процессы найдут утешение.
Все ваши идеалы и ваша вера - это обман и манипуляции.
Бесстыдный нахальный гребаный обман.

Никто никому не нужен.
Никто никого не любит.
Никто никого не знает.
Все люди чужие друг другу.

Тривиальные истины, делающие выживание невыносимым.
Истина, которая не вызывает ни озарения, ни просвещения.
Правильно, вырви глаза и растопчи сердце.
Истина, лишающая разум всех его основ.

Марионетки защищают порядок от своих иллюзий.
Марионетки защищают свои иллюзии от иллюзий других марионеток.
Марионетки ищут марионеточного бога и натыкаются на Великую Пустоту.
И их марионеточный бог становится еще более огромным, жестоким и отвратительным.

Марионетки взывают ко всему: богу, любви, счастью.
Марионетки никогда не признаются, что ничего об этом не знают.
Даже борясь с несправедливостью иерархий за равные права и свободы,
они делают выбор в пользу иерархии, несправедливости и неравенства, предпочитая «собирать сливки».

Они никогда не знают, что ими на самом деле движет.
При этом они считают себя самыми умными.

Господин! Как я одинок! Как невыносимо мне жить среди марионеток!
Как невыносимо мне быть одной из этих марионеток.
Будьте сознательной марионеткой.
В конце концов, это осознание не дает решений.
С ним ваш ад станет еще более отчаянным.

Тривиальные истины, делающие выживание невыносимым.
Истина, которая не вызывает ни озарения, ни просвещения.
Правильно, вырви глаза и растопчи сердце.
Истина, лишающая разум всех его основ.

Истина, которую невозможно выразить.
Правда, которую никто не хочет слышать ...

Les parfums des mensonges

Comme vous le savez, une pensée parlée est un mensonge.
Mais les mensonges ont des centaines de goûts et d'odeurs différents

Je me souviens de l'odeur de la vie bien nourrie, des bonnes manières et de la convivialité.
Cette odeur est enivrante, comme l'arôme délicat du cappuccino à la cannelle au petit matin provenant d'un café voisin.
Cette odeur rappelle des rêves d'enfance et d'adolescence qui n'ont pas encore été piétinés dans la boue, soutenus par de joyeux compagnons qui viennent régulièrement dans ce café.
Quelqu'un a dit : " Comme tu es belle sur cette photo, ton sourire est magnifique. "
Et je peux à nouveau sentir cette odeur...

Il y a des mensonges de luxure et de passion.
C'est l'odeur de l'été chaud ouzbek, des pastèques, des eaux de Cologne bon marché mélangées à de la sueur et de l'huile de tournesol.
Parfois, cette odeur est mélangée à d'la fumée des cigarettes et des graines grillées.
Ce mensonge est la couleur de ses dents.
Blanches, comme du chewing-gum annoncé, comme du sperme frais, les dents d'un jeune cadet, souriant aux putes, rongeant des graines.
Jaune comme mes dents, ne connaissant pas le repos du rhum, du café et des cigarettes.
Noir comme la nuit que je passe dans une anxiété fébrile, attendant que quelqu'un fasse attention à moi.
Je peux à nouveau sentir cette odeur, ce goût et cette couleur...

Encore un mensonge, radin, misérable, timide et laid, odeurs de vieillesse, linge sale, saleté sous les ongles et lait de substitution.
C'est un mensonge salvateur.
Voûtée, en haillons, rappelant la situation d'un vieux moine ou d'un sans-abri, elle relève la tête enveloppée de haillons et montre ses dents pourries pour avoir pitié d'elle.
Peu importe ce qu'ils disent, tout cela ressemble à une demande que vous avez honte de refuser.
Elle se tourne souvent vers la vertu artificielle et blanchit au noir pour arriver à ses fins.
Vers le soir, boiteuse et affamée, elle part pour la taverne la plus proche, emportant avec elle quelques sous, qui lui feront toujours du mal.

L'odeur la plus merveilleuse et la plus noble des mensonges inconscients...
C'est l'odeur d'un matin de printemps au bord de la mer, l'odeur des vieux livres sur les étagères en chêne des bibliothèques municipales, l'odeur des colonnes poussiéreuses des amphilades majestueuses, l'odeur des vieux albums photo de famille.
Ce mensonge a le goût de crème glacée crémeuse et de noix de coco, de bonbons, de limonade et de menthe.
De tels mensonges sont toujours commis non intentionnellement, spontanément.
C'est le mensonge le plus aimé de notre Mère Nature.
Ce mensonge, qui s'éveille pour la première fois dans les yeux des enfants et gagne la force de la spontanéité à chaque souffle du vent, est conservé dans les vases impériaux - des bols avec le meilleur vin du monde.
Chaque fois que je parle à quelqu'un, j'attrape sur ma langue ce goût innocent de nectar, qui commence bientôt à avoir un goût amer, comme le miel de moutarde et le goudron.

Quiconque dit qu'il t'aime ment.
Et ce mensonge peut avoir n'importe quelle saveur, n'importe quelle nature, le plus souvent amer...
Le bien et le mal, le souci et l'auto-indulgence, la grandeur et la vertu, l'amour et l'empathie - tout cela sont des couleurs et des odeurs de mensonges, des briques invisibles d'un château aérien d'illusions, dont la tâche est de nous cacher la vérité que nous vivons en enfer, où rien n'est qu'il n'appara;t devant nous, où rien n'a de sens et de valeur.


Ароматы лжи

Как известно, мысль изреченная есть ложь.
Но ложь имеет сотни разных вкусов и запахов.

Я помню запах сытой жизни, хороших манер и дружелюбия.
Этот запах одурманивет, как доносящийся из соседнего кафе тонкий аромат каппучино с корицей ранним утром.
Этот запах напоминет о детстве и ещё не растоптанных в грязь юношеских мечтах, поддерживаемых весёлыми копаниями, приходящими в это кафе регулярно.
Кто-то сказал: "Как Вы хороши на этой фотографии, Ваша улыбка прекрасна".
И я снова чувствую этот запах...

Есть ложь похоти и страсти.
Такая ложь пахнет жарким узбекским летом, арбузами, недорогими духами, смешавшимися с потом, и подcолнечным маслом.
Иногда к этому запаху примешивается дым сигарет и жарящихся семечек.
У этой лжи цвет зубов.
Белые, как рекламируемая жевательная резинка, как свежая сперма, зубы молодого кадета, улыбающегося шалавам, грызущего семечки.
Жёлтые, как мои зубы, не знающие отдыха от рома, кофе и сигарет.
Чёрные, как ночь, которую я провожу в лихорадочной тревоге, ожидая, когда кто-нибудь обратит на меня внимание.
Я снова чувствую этот запах, вкус и цвет...

Иная ложь, скупая, убогая, стыдливая и безобразная, пахнет старостью, грязным бельём, грязью под ногтями и суррогатным молоком.
Это - ложь во спасение.
Сутулая, в лохмотьях, напоминающая ситуэтом старого монаха или бездомного, она поднимает обмотанную тряпьём голову и обнажает свои гнилые зубы, чтобы её пожалели.
Что бы они ни говорила, всё это звучит, как просьба, которой совестно отказать.
Она часто обращается к надуманной добродетели и обеляет чёрное, чтобы добиться своего.
Под вечер она, хромая и голодная, уходит в ближайший трактир, унося с собой несколько су, которые всё равно не пойдут ей на пользу.

Самый дивный и благородный запах у неосознаной лжи.
Это запах весеннего утра у морского побережья, запах старинных книжек на дубовых полках городских библиотек, запах пыльных колонн величественных амфилад, запах старых семейных фотоальбомов.
У этой лжи вкус сливочного мороженного и кокосов, конфет, лимонада и мяты.
Такую ложь всегда творят не умышенно, спонтанно.
Это самый любимый вид лжи у самой матери-природы.
Эту ложь, впервые просыпающуюся в детских глазах и обретающую силу спонтанности с каждым дуновением ветра, хранят в себе императрские сосуды - чаши с лучшим на свете вином.
Всякий раз, когда я разговариваю с кем-то, я ловлю языком этот невинный вкус нектара, который вскоре начинает горчить, как горчичный мёд и дёготь.

Все, кто говорит, что любит тебя, врут.
И у этой лжи может быть какой угодно аромат, какая угодно природа, чаще горькая...
Добро и зло, забота и самопожрвтвование, величие и добродетель, любовь и сопережитвание - всё это краски и запахи лжи, невидимые кирпичики воздушного замка иллюзий, задача которого скрыть от нас истину о том, что мы живём в аду, где ничто не явлется тем, чем предстаёт перед нами, где ничто не имеет смысла и ценности.

Révélation sur l'amour

Il était une fois, dans l'enfance et l'adolescence, je savais me tromper.
Vous le faites toujours avec beaucoup de succès.
Je considérais ma volupté comme de l'amour.
Mon infériorité et ma soif de pouvoir se sont étonnamment transformées dans ma conscience et m'ont semblé un besoin de soins humains, de compréhension mutuelle et d'affection.
J'ai composé des histoires d'amour, les habillant d'un costume de tragédie, parce que quelque part au fond de moi j'ai compris que tout cela n'avait pas de sens.

Maintenant, je sais avec certitude ce dont j'ai besoin.
J'ai besoin de ta peau jeune et lisse.
J'ai besoin de ta bouche chaude et de ton gros cul élastique.
J'ai besoin de votre loyauté de chiot et de votre honnêteté stupide - cela me permettra de vous contrôler, de vous garder dépendant.
Je ne tolérerais pas ta ruse, ta force, ton indépendance.
Je déteste les dirigeants et les personnes autonomes - ils sont difficiles à posséder et à manipuler. Ce sont mes concurrents.
J'ai besoin de ta souplesse et de ton obéissance.
Votre sentiment d'insuffisance et de culpabilité m'enivre d'un sentiment de pouvoir sur vous.
J'ai besoin de votre croyance sincère en toutes les absurdités imposées par la société, comme la "seconde moitié", l'amour et la fidélité.
Cela me donne également la garantie que vous ne vous enfuirez nulle part.

C'est mieux si tu ne me connais pas toi et moi, ne comprendrez pas vos intentions véritables, désirs et sentiments.
Mieux encore, si vous restez pour toujours dans une captivité infernale d'illusions douces et vaines.
Laissez le sens du devoir inculqué en vous devenir le motif éternel de l'abnégation aveugle.
Le plus haut sommet de satisfaction est lorsque le meilleur et le plus beau se pense le plus bas et le plus indigne.

Mais avant tout, j'ai besoin de ta beauté, dont je tirerai infiniment du plaisir.
Un jour tu vieilliras, tu perdras ton attrait et je ne voudrai plus de toi.
Et puis je te jetterais à la rue, mais j'aurai un peu pitié de toi.
D'ailleurs, je deviendrai moi-même vieux et inutile...
Il est peu probable que j'économise pour une infirmière. Mais vous êtes la personne idéale pour ce rôle.
L'essentiel est qu'après avoir vécu cet enfer avec moi, vous continuez à croire aveuglément en l'amour.

Je ne sais pas donner, je sais seulement prendre.
Mais en fait, je peux même être reconnaissant.
Il doit y avoir une raison seulement pour la gratitude.
Et pour moi il ne peut y en avoir qu'un:
Vous submerger complètement t'avaler, te vider, te bois et te dévore!




Откровение о любви

Когда-то давно, в детстве и юности я умел себя обманывать.
Вы же до сих пор делаете это с превеликим успехом.
Я считал свою похоть любовью.
Моя ущербность и жажда власти удивительным образом преображались в моём сознании и казались мне потребностью в человеческой заботе, взаимопонимании и ласке.
Я сочинял любовные истории, облачая их в наряды трагедии, потому, что где-то глубоко внутри себя понимал, что всё это бред .

Сейчас я знаю наверняка, что мне нужно.
Мне нужна твоя молодая и гладкая кожа.
Мне нужен твой тёплый рот и твоя вместительная упругая задница.
Мне нужна твоя щенячья преданность и глуповатая честность - это позволит мне контролировать тебя, держать тебя в зависимости.
Я не потерпел бы твою хитрость, твою силу, твою независимость.
Я не выношу лидеров и самодостаточных людей - ими трудно обладать и манипулировать. Они - мои конкуренты.
Мне нужна твоя податливость и покорность.
Твоё чувство собственной неполноценности и вины опьяняет меня чувством власти над тобой.
Мне нужна твоя искренняя вера во всякую навязанную обществом чепуху, вроде "второй половинки", любви и верности.
Это тоже даёт мне гарантию, что ты никуда не сбежишь.

Лучше всего, если ты не будешь знать меня и себя, не будешь понимать своих истинных намерений, желаний и чувств.
Лучше всего, если ты будешь вечно пребывать в адском плену сладких и напрасных иллюзий.
Пусть внушённое тебе чувство долга станет вечным мотивом слепого самопожертвования.
Высший пик удовольствия - когда самый лучший и самый прекрасный считает себя низшим и самым недостойным.

Но в первую очередь мне нужна твоя красота, из которой я буду бесконечно черпать удовольствие.
Когда-нибудь ты состаришься, потеряешь привлекательность и я уже не буду хотеть тебя.
И я бы тогда выбросил тебя на улицу, но мне будет тебя немножко жалко.
К тому же, я и сам стану старым и ненужным...
Я вряд ли накоплю денег на сиделку. Но ты как раз подойдёшь для этой роли.
Главное, чтобы пройдя этот ад со мной, ты продолжала слепо верить в любовь.

Я не умею давать, я умею только брать.
Но на самом деле я могу быть даже благодарным.
Только для благодарности должна быть причина.
И для меня может существовать только одна -
полностью подавить тебя, проглотить тебя, опустошить тебя, испить тебя и сожрать!

Musée

Paroles de Daniel Lavoie

Là-haut sur l’étagère, tous ces bocaux contiennent des chants d’oiseaux.
Plus bas, dans les grandes jarres, les hennissements terrifiants de chevaux de guerre
et le tintamarre des armes d’acier. Juste à côté, les petits paquets, bien attachés,
le courage fou des hommes qui menaient en hurlant, ces grandes chevauchées.
Les jolies boites de bois, là, sont pleines de nuits d’été, de grillons et de vents chauds,
et même, du parfum des rosiers.
Le grand panier est presque plein des bouts de bois, des fils de fer, qui retenaient les os
et les viscères, les c;urs séchés, les petites vis et les écrous des rêves des hommes, leurs vies blessées.
Ici, une bouteille de berceuses et là, sous vide, des pas, des cris, et même des mots d’amour,
je crois, de cette courge à pattes, la seule d’ailleurs qu’on ait trouvée, qui savait rire et
puis chanter, pour ensuite se morfondre complètement quand le soleil changeait, seulement un peu,
l’intensité des ombres.



Музей

Автор Даниэль Лавуа


Там, на полке, во всех этих банках есть пение птиц.
Внизу, в больших кувшинах, устрашающее ржание боевых коней и лязг стального оружия.
Совсем рядом небольшие узлы, хорошо завязанные, безумная храбрость людей,
которые вели с криком эти великие колесницы.
В красивых деревянных ящиках полно летних ночей, сверчков, жарких ветров
и даже аромата кустов роз. Большая корзина почти заполнена кусками дерева, проволокой,
на которой держались кости и внутренности, высушенными сердцами, маленькими винтами и гайками
из видений мужчин, их раненых жизней. Вот бутылочка с колыбельными, а там вакуумная упаковка,
шаги, крики и даже слова любви, кажется, из той длинноногой тыквы, единственной,
что мы нашли - она умела смеяться, а потом петь, а потом погружаться в хандру,
когда солнце лишь слегка изменяло интенсивность теней.

Un arbre

Paroles de Daniel Lavoie

Si un arbre s’éloigne d’où il est né, c’est qu’il est mort.
Sinon il est là, hiver, printemps, été, automne, là.
Son bout de terre, intime.
je connais des arbres très vieux.
j’arrête parfois pour les saluer.
Il y a une présence dans les très vieux arbres qui défie le ridicule.
Dans une forêt, les arbres se connaissent.
Leurs racines s’entrecroisent et ils passent beaucoup de temps ensemble.
S’il est vrai que le battement d’ailes d’un papillon en Chine peut déclencher un ouragan aux Caraïbes,
qu’en est-il d’un vieil arbre qui tombe, lourdement, parmi les siens?
Une avalanche sur la lune?




Дерево

Автор Даниэль Лавуа

Если дерево удаляется от места рождения, оно умирает.
В противном случае оно здесь, зимой, весной, летом, осенью, здесь.
Его родной участок земли.
Я знаю очень старые деревья.
Иногда я останавливаюсь, чтобы поприветствовать их.
В очень старых деревьях есть присутствие, которое бросает вызов всему нелепому.
В лесу деревья знают друг друга.
Их корни переплетены, и они много времени проводят вместе.
Если правда, что взмах крыльев бабочки в Китае может спровоцировать ураган в Карибском бассейне,
как насчет старого дерева, которое рухнуло меж другими?
Оно вызовет лавину на Луне?

Le silence de la poubelle

Paroles de Daniel Lavoie


Quelqu’un a mis le feu à la poubelle.
Ce qu’il en reste est là, brûlé, fondu, une coulée noire sur le trottoir; une vomissure de mauvais ange.
Petit vandalisme étrange, comme un cri, silencieux d’impuissance...



Молчание мусора

Автор Даниэль Лавуа

Кто-то поджег мусор.
От него осталось, там, нечто сгоревшее, растаявшее, черный поток на тротуаре; блевотина падшего ангела.
Странный маленький акт вандализма, словно крик, безмолвный и бессильный...

Pyrosophe

Paroles de Daniel Lavoie

J’ai mis la semaine au feu, feuille par feuille.
Sourires, horreurs, nécrologies, au feu!
Tous les regards anxieux de ceux qui souhaitent, de ceux qui craignent la première page, au feu!
Toute la souffrance d’Afrique, d’Iraq, celle des ruelles du bidonville, au feu!
Tous les nouveaux curés et les critères et les canons de la beauté et la bêtise du monde entier;
j’ai tout réduit en cendres. Les drames, les mélodrames, pour lesquels chaque jour des milliers
de sapins doivent rendre l’âme à l’autel du crétin, au feu!
Les méchants et les gentils, au feu! Les gagnants et les perdants, au feu! Brûlés, vidés et nettoyés.
Il n’en est rien mais rien resté; le passé vidé jeté; et le futur ouvert, comme l’autoroute là-bas,
à quatre heures du matin, quand tous ces connards ronflent.




Поджигатель

Автор Даниэль Лавуа


Я бросил в огонь неделю, лист за листом.
Улыбки, ужасы, некрологи - в огонь!
Все тревожные взгляды жаждущих, тех, кто боится первой страницы - в огонь!
Все страдания Африки, Ирака, переулки трущоб - в огонь!
Всех новых проповедников, критерии и каноны красоты и уродства со всего мира;
Я все обратил в пепел.
Драмы, мелодрамы, ради которых каждый день тысячи елей должны отдавать душу идиотскому алтарю - в огонь!
Плохие парни и хорошие парни - в огонь!
Победители и проигравшие - в огонь!
Сожжены, опустошены и очищены.
Абсолютно ничего не осталось; отброшено пустое прошлое; и открыто будущее,
как вон та автострада, в четыре часа утра, когда все эти придурки храпят.

L’assassin gentilhomme

Paroles de Daniel Lavoie

Je me demande parfois si j’ai des morts sur la conscience.
Depuis une semaine les nuages passent comme des escadrons nazis et, parfois il pleut.
Les gens dans la rue ont un air à peu près normal.
On voit à peine la vérité sur leur visage.
Vers 18 heures, une quantité étonnante de mères célibataires épuisées rentrent
avec des enfants et des paquets et des courses. Après le repas, les études et les bains,
elles laveront le linge et feront du ménage.
J’ai des amis, très riches, qui se tapent trois galas de charité par semaine.
Cela apaise sans doute leur malaise existentiel. Il n’est pas facile d’être riche
quand tant de gens sont pauvres.
Et comment veux-tu que j’aie tout ce que j’ai, sans avoir tué quelqu’un?



Джентльмен-убийца

Автор Даниэль Лавуа

Иногда я задаюсь вопросом, есть ли на моей совести смерть.
Целую неделю тучи проходили над нами, как нацистские эскадрильи, иногда шёл дождь.
Люди на улицах выглядели вполне нормально. На их лицах едва ли можно было увидеть правду.
Примерно в 18:00 удивительное количество измученных матерей-одиночек возвращается домой с детьми,
пакетами и продуктами.
После еды, учебы и ванны они постирают одежду и займиутся домашними делами.
У меня есть очень богатые друзья, которые проводят по три благотворительных мероприятия в неделю.
Это, несомненно, успокаивает их экзистенциальное беспокойство.
Нелегко быть богатым, когда так много бедных людей.
И как вы хотите, чтобы я получил все, что у меня есть, никого при этом не убивая?

La finutilité m'habite

Paroles de Daniel Lavoie

La futilité m’habite, la conscience de l’inutile, qu’utile est inutile.
La finutilité m’habite car je sais maintenant que rien est tout,
et que tout est presque rien. Un micropoint avant le big bang,
quand l’univers était un minuscule peut-être.
Pourquoi ceci me diras-tu? Pour la poésie du futile, la beauté de l’éphémère,
la tristesse infinie; pour la beauté infinie de la tristesse.
Pour moi pour toi qui sommes à la fois rien, à la fois tout.
Pour toi et moi qui le sommes, l’instant de l’être.


Пустонечность живёт во мне

Автор Даниэль Лавуа

Во мне живет тщетность, осознание бесполезности, бесполезности полезного.
Пустонечность внутри меня, потому что теперь я знаю, что ничто - это все, а все - почти ничто.
Микроскопическая точка до Большого взрыва, когда Вселенная, возможно, была крошечной.
Почему ты мне говоришь об этом? Для поэзии тщетного, красоты эфемерного, бесконечной печали;
для бесконечной красоты печали.
Для меня для вас, которые в то же время ничто и в то же время все.
Для тебя и меня, кто есть лишь момент бытия.

C'est la vie

Des millions de mots haineux se précipitent comme des météores du mal dans la gueule pourrie de l'espace mutilé.
Des millions de rayons mortels volent pour conquérir le squelette sans défense de l'humanité.
La cellule tue la cellule.
Le chat mange la souris.
Un iguane géant arrache des morceaux de chair à un taureau gémissant encore vivant qui ne peut pas s'échapper.
Les enfants humains déchirent un chat et une souris pour s'amuser.
Et les adultes ont coupé en morceaux des taureaux et des iguanes vivants.
Tout le monde veut de l'amour et de la pitié. Mais tout le monde veut manger.
Le poison de la malédiction et de la haine de tous les êtres vivants remplit ma poitrine douloureuse.
Mais je n'ai personne sur qui exprimer ma colère.
La cacophonie de la violence coule doucement dans les oreilles d'un dieu psychopathe, un dieu barbare inventé par des barbares.
La nature sans âme et déraisonnable perpétue une violence sans fin, donnant naissance à des formes de vie laides.
La fleur a poussé à partir d'un tas de fumier et de vomi, et vous appréciez sa beauté.
Si je croyais en quelque chose, je croirais d'abord au Diable.



Такова жизнь

Миллионы слов ненависти мчат метеорами зла в гниющей утробе изуродованного космоса.
Миллионы убийственных лучей летят покорять беззащитный остов человечности.
Клетка убивает клетку.
Кошка пожирает мышку.
Гигантская игуана отрывает куски плоти ещё живого стонущего быка, не могущего убежать.
Человеческие дети ради забавы рвут на части кошку и мышку.
А взрослые режут живьём на куски быков и игуан.
Все хотят любви и жалости. Но все хотят жрать.
Ядом проклятия и ненависти ко всему живому наполняется моя больная грудь.
Но мне не на кого излить свою злобу.
Какофония насилия вливается сладкой трелью в уши бога-психопата, бога-варвара, придуманного варварами.
Бездушная и не обладающая разумом природа вершит бесконечное насилие, порождая уродливые формы жизни.
Цветок вырос из кучи навоза и блевотины, и ты наслаждаешься его красотой.
Если бы я верил хоть во что-то, я бы первым делом поверил в Дьявола.

А chaque fois

A chaque fois je me retrouve au bord du gouffre...
Chaque fois que le chant triste d'un ange se taisait sur moi...
Chaque fois que la lumière salvatrice du phare disparaissait dans l'obscurité sans laisser de trace...
Personne ne m'a donné un coup de main.
Personne n'a remarqué ma chute.
Seul le silence était une sueur collante sur ma peau...

Chaque fois qu'il semblait que la dernière ligne avait été franchie ...
A chaque fois que je savais que ça ne pouvait pas être pire...
A chaque fois que les plus proches m'ont quitté....
Je m'accrochais avec les bords déchiquetés de mes blessures aux pierres saillantes des falaises abruptes.
J'ai nagé hors de l'océan du destin qui me couvrait, sans essayer de nager.
J'ai juste sangloté dans mon oreiller jusqu'à ce que je m'endorme.

Et le matin froid, impassible et indifférent, m'annonça la phrase - la continuation du chemin...



Каждый раз

Каждый раз, когда я оказывался на краю бездны...
Каждый раз, когда смолкала надо мной печальная песня ангела...
Каждый раз, когда в темноте растворялся без остатка спасительный свет маяка...
Никто не протягивал мне руку помощи.
Никто не замечал моего падения.
Только тишина липким потом проступала на моей коже...

Всякий раз, когда казалось, что пройдена последняя грань...
Всякий раз, когда я знал, что хуже уже не будет...
Всякий раз, когда самые близкие покидали меня....
Я цеплялся рваными краями ран за выступающие камни отвесных скал.
Я выплывал из накрывшего меня океана судьбы, не пытаясь выплыть.
Я просто рыдал в подушку, пока не проваливался в сон.

И холодное утро бесчувственное и безучастное, объявляло мне приговор - продолжение пути...

La promiscuité

Si seulement notre conscience pouvait être comme un temps printanier clair.
Si les ténèbres des délires se dissipaient au-dessus de nos têtes...
Nous pourrions être libres, comme les natifs de l'Amazonie, et heureux comme Emmanuel.
Tous nos griefs, toutes nos envies et nos solitudes ont été dissous dans les orgies rituelles.
Personne ne se sentirait inutile, abandonné.

Oh drôles de singes Bonobos, les gens ont beaucoup à apprendre de vous...


Промискуитет

Если бы наше сознание могло быть, как ясная весенняя погода.
Если бы морок заблуждений развеялся над нашими головами...
Мы могли бы стать свободными, как аборигены амазонки и счастливыми, как Эммануэль.
Все наши обиды, вся зависть и одиночество растворялись в ритуальных оргиях.
Никто бы не чувствовал себя ненужным, брошенным.

О, забавные обезьянки Бонобо, людям есть, чему у вас поучиться...

Kahlil Gibran

Il y avait beaucoup de grands poètes, mais tous n'étaient pas destinés à devenir prophète.
Il y avait beaucoup de philosophes inhabituels, mais la plupart d'entre eux ont été oubliés.
Il y avait beaucoup d'honnêteté, d'amertume, de révélation et de vérité dans leurs paroles, mais seule une fraction d'entre elles ont été immortalisées sur les tablettes du temps.

La Genèse nous passe au crible, ne distinguant pas le grain de la paille, ne distinguant pas les diamants des cailloux.
Quelqu'un aura la chance de survoler les vagues de ce chercheur d'or aveugle et insouciant et d'allumer une étoile pour tout le monde sublunaire.

Peut-être devrait-il en être ainsi.
Peut-être même parmi les élus, il devrait y avoir les seuls...



Халиль Джебран

Было много великолепных поэтов, но не каждому из их было суждено стать пророком.
Было много необычных философов, но большинство из них были забыты.
Было много честности, горечи, откровений и истины в их словах, но только часть из них увековечены на скрижалях времени.

Бытие просеивает нас, не отличая зерна от плевел, алмазов от гальки.
Кому-то повезёт взлететь над волнами этого слепого и беспечного золотоискателя и зажечься звездой для всего подлунного мира.

Быть может, так и должно быть.
Быть может, даже среди избранных должны быть единственные...

Requiem aeternam dona eis

Là...

Là, à l'extérieur de la fenêtre, un épicéa bas cassé est le seul arbre du jardin vide. Il y a plusieurs années, j'ai enterré mon dernier ami, un animal de compagnie à fourrure, en dessous. Revenant mentalement à ce jour noir, avec un vague mais fort sentiment de culpabilité, je comprends que j'ai perdu le fil des années. Comme un échec entre ce jour et aujourd'hui inconscience absolue. On n'a pas l'impression que c'était hier, bien que les souvenirs soient vifs - ce jour semble lointain. Le problème est que toutes les années suivantes sont impossibles souviens toi. Qu'ai-je fait ensuite, à quoi ai-je pensé, comment j'ai vécu... En hâte et nerveusement j'ouvre un tiroir et j'en sors une pile de lettres jaunies. Ce sont des lettres de ma grand-mère, les dernières lettres écrites peu de temps avant sa mort - je les ai gardées et Je l'ai relu plus d'une fois, me reprochant encore et encore de ne pas avoir le temps de voir et de dire les mots justes. Alors petit à petit, un à un, les souvenirs me reviennent.
Je suis sur le point de remettre la pile de lettres sur la table, et soudain une photographie en tombe, qui capture le visage mémorable d'un étranger. Où ai-je vu cet inconnu, en quelle année, sur quel réseau social ? Je me souviens seulement exactement de ce que j'ai imprimé et j'ai gardé une photo en souvenir. Mais elle avait un nom... mais je ne l'ai pas écrit au dos de la photo - je ne l'ai pas jugé nécessaire. Et maintenant je sens l'inexplicable, brûlant envie de se souvenir de lui. Le nom du destin de quelqu'un d'autre, qui me manquait, avec lequel, peut-être (et puis je pensais ainsi) je n'avais aucune chance de croiser.

Je suis moi-même maintenant quelqu'un d'autre. Quelqu'un embourbé dans le mutisme et l'impuissance. Quelqu'un qui a fui la vie dans l'humilité, se cachant dans sa maladie, comme dans une coquille. Quelqu'un qui a arrêté les aiguilles de l'horloge dans la réalité et rêve chaque nuit d'un temps inversé, d'un temps passé devenu une valeur inconditionnelle - nous aimons particulièrement ce qui a été irrémédiablement perdu. J'ai besoin de l'agitation et de l'absurdité des rêves absurdes qui renvoient l'âme au passé sur un brancard invisible pour les morts. Je me lève et regarde les signes de la mort, la mort des autres, qui sont devenus le cœur de ma vie.

Dans une anxiété inexplicable, j'allume une cigarette, me racle la gorge et des centaines de ces personnes perdues, jusque-là sans nom sur le chemin de la vie, commencent à apparaître dans ma mémoire. personnages : vers de poèmes oubliés, images fixes de films, fragments de peintures et bribes de mélodies. Je fourre frénétiquement tout ce dont je me souviens dans les moteurs de recherche - et rien Je ne le trouve pas. Je modifie les options pour les requêtes de recherche, sélectionne des synonymes sans fin - mais, hélas, en vain. Et puis un jeune pâle vêtu d'une robe noire est apparu devant mes yeux. Il arraché son cœur de sa poitrine et le jeta dans l'eau glacée d'un étang d'hiver. Les yeux bleus du jeune ont balayé la région et ont choisi l'obscurité des forêts impénétrables, la noirceur des branches nues et terre humide.


Avec le sentiment d'un univers mourant, rapetissant rapidement à la taille d'un point, je ressens en moi la pression croissante du vide, faite de ces fragments sans nom : visages, paroles et chansons - d'un million d'occasions manquées. Dévorant et omniprésent, ce vide se fraie un chemin jusqu'au cœur même de la personnalité dans un désir effréné de le faire sauter. Dans les yeux s'assombrit, étourdi. Je mets mes paumes sur mes yeux, appuie légèrement dessus eux, et au fil des siècles, il devient lumière. Une lumière pâle, légèrement jaunâtre, qui n'arrive qu'à midi en automne, dissout lentement les pensées et les sentiments, les enveloppant, comme l'épave des navires, avec sa densité endormie et s'immerge en elle-même. Avant de m'endormir, j'essaye de me rassurer avec la pensée banale que dans la vie de chaque personne, afin qu'il n'a pas perdu l'intérêt pour ses charmes, il doit y avoir quelque chose qui ne peut pas être résolu, ne peut pas être connu, rappelé, rendu.

Et je me vois...

Je me vois dans un rêve comme un clochard affamé, marchant avec un sac de mendiant à travers la place festive bruyante d'une ville étrangère, où des gens bien nourris parlent une langue que je ne connais pas.
Et soudain, j'entends une chanson - celle dont je suis tombé amoureux dans ma lointaine enfance. Je l'ai entendu une seule fois puis je l'ai oublié. Mais maintenant, ça sonne à nouveau de l'énorme corne au-dessus de ma tête. Dans le café en plein air, devant lequel je passe, des gens drôles sont assis à des tables en plastique et fredonnent ma chanson préférée. Mais je ne peux interroger personne sur elle, car je ne connais pas la langue. J'ai aussi oublié comment parler ma langue maternelle. Tous les mots du monde ont perdu leur sens pour moi, devenant des gazouillis d'oiseaux et des aboiements de chiens. J'ai perdu l'habitude des mots et perdu ma voix. J'arrache à quelqu'un une bouteille inachevée, la vide d'un trait, m'enivre instantanément et tombe en larmes sur l'asphalte étranger, sous les pieds des passants. je suis sûr que plus n'entends jamais ma chanson; que tout ce qu'on appelle l'âme, la vie de mon âme, est sur le point de se terminer avec le dernier vers. Je me réveille par saccades, saute de ma chaise et Je vais à la fenêtre brumeuse. J'appuie mon front contre le verre froid et allume lentement une cigarette. Et dans le jardin devant la fenêtre, la neige de l'intemporalité s'accrochait à l'épicéa cassé sans nom. La neige ambivalente, aveuglante par sa blancheur, visible même dans l'obscurité d'une nuit impénétrable, ne fait que souligner l'obscurité environnante. Et j'espère que sous ce centre de froid comme sous une couverture, chaleur à tous ceux qui se sont donnés à la terre.

Toute la nuit, j'ai rêvé de la création du monde. Il n'y avait pas de dieux dans son script - seulement la fureur des forces de la nature: des volcans crachant de la lave mousseuse, de grands tremblements de terre qui ont exposé les entrailles enflammées de la terre, des vents dévastateurs et des inondations qui ont déplacé et effondré des arbres et des rochers gigantesques. Au-dessus du festin du feu et de l'eau tournaient les premiers oiseaux carnivores, dont les immenses ailes de plomb couvraient le soleil et la moitié du ciel. La mort faisait partie intégrante de la vie quotidienne et faisait partie intégrante de la vie elle-même. J'ai vu les yeux d'oiseaux mourants, renversés par des vagues de tsunami géantes et des tourbillons de flammes, leurs becs ouverts - j'ai vu que les oiseaux ne fuyaient pas la douleur et n'avaient pas peur de la mort, même s'ils le savaient. Et qu'est-ce qu'un homme qui perd des années à voler est pitoyable! L'homme-créateur, consumé par un vide intérieur qui ne lui permet pas d'être en co-création avec le monde, lui transperce les paumes d'un couteau et dans le sang, il peint des portraits du passé de quelqu'un d'autre sur les murs froids de son présent non réclamé. Mon cœur semble être mort ; l'esprit agonisant jette dans la centrifugeuse souvenirs, dans une ronde de pensées vaines, comme un écureuil dans une roue; mes paumes ne guérissent pas...

La lumière...

La lumière contenait toutes les réponses, tous les fragments manquants de la mémoire, les mystères, les visages imprimés, les chants de l'enfance - tout ce qui manque à la personnalité pour gagner en intégrité. La lumière est silencieuse, n'appelant pas son nom, testant mon courage et ma volonté avec le silence. Peut-être que cette lumière est la mort, ou peut-être est-ce le début d'un nouveau chemin...

Froid, itinérance, fatigue - les courbatures du matin à venir. Tout ce qui était étrange et terrible se mélangeait en lui: le dégoût, la peur, la douleur, l'espoir, le ressentiment et l'admiration. Et du coup, par faim insatiable, besoin d'élémentaire et d'inaccessible à la fois - dans un brin de tendresse simple, humaine...





Покой вечный даруй им...

Там...

Там, за окном невысокая сломанная ель – единственное дерево в опустевшем саду. Несколько лет назад я похоронил под ним своего последнего друга, пушистого питомца.
Возвращаясь мысленно к тому чёрному дню, с неясным, но сильным ощущением вины понимаю, что утратил счёт годам. Словно между тем днём и сегодняшним провал
абсолютного беспамятства. Нет ощущения, что это было вчера, хоть воспоминания ярки – этот день видится далёким. Беда в том, что все последующие годы невозможно вспомнить. Что я делал потом, о чём думал, чем жил… Спешно и нервно открываю ящик стола и вынимаю из него кипу пожелтевших писем. Это письма бабушки, последние письма, написанные незадолго до её смерти – я их сохранил и
перечитывал не раз, снова и снова укоряя себя в том, что не успел увидеться и сказать нужные слова. Так постепенно, одно за другим ко мне возвращаются воспоминания. Собираюсь положить стопку писем обратно в стол, и вдруг из неё выпадает фотография, на которой запечатлено памятное лицо незнакомого человека. Где же я видел эту незнакомку, в каком году, в какой соцсети? Помню точно лишь то, что распечатал и сохранил себе фото на память. А ведь у неё было имя… но я не записал его на обратной стороне фотографии – не счёл нужным. А теперь испытываю необъяснимое, жгучее
желание вспомнить его. Имя чужой судьбы, которую упустил, с которой, возможно (и тогда я думал именно так) у меня не было никаких шансов пересечься.

Я сам теперь - кто-то другой. Кто-то, погрязший в немоте и бессилии. Кто-то, убежавший от жизни в смирение, прячась в своей болезни, точно в панцире. Кто-то, остановивший стрелки часов наяву и грезящий каждую ночь о времени, обращённом вспять, о минувших временах, ставших безусловной ценностью - нам особенно любо то, что утрачено безвозвратно. Мне необходимы неприкаянность и нелепость абсурдных снов, возвращающих душу в прошлое на незримых носилках для мертвецов. Я стою и смотрю на знаки смерти, чужих смертей, ставших сердцевиной моей жизни.

В необъяснимой тревоге закуриваю сигарету, прокашливаюсь, и в памяти начинают всплывать сотни таких утраченных, встречавшихся ранее на жизненном пути безымянных символов: строчки позабытых стихов, кадры из фильмов, фрагменты картин и обрывки мелодий. Судорожно набиваю всё, что смог вспомнить, в поисковые системы – и ничего не нахожу. Меняю варианты запросов поиска, подбираю бесконечные синонимы – но, увы, напрасно. А потом у меня перед глазами возник бледный отрок в чёрном одеянии. Он вырвал своё сердце из груди и бросил его в ледяную воду зимнего пруда. Синие глаза отрока оглядели местность и выбрали тьму непроходимых лесов, черноту голых ветвей и сырой земли.

С ощущением гибнущей вселенной, стремительно сжимающейся до размеров точки, чувствую внутри себя растущее давление пустоты, составленной из этих безымянных осколков: лиц, слов и песен – из миллиона упущенных шансов. Всепоглощающая и
всепроникающая, эта пустота пробирается к самому ядру личности в неистовом желании взорвать его. В глазах темнеет, кружится голова. Кладу ладони на глаза, слегка давлю на них, и за веками становится светло. Бледный, слегка желтоватый свет, какой бывает разве что в полдень осенью, медленно растворяет мысли и чувства, обволакивая их, как обломки кораблей, своей сонной густотой и погружает в себя. Перед тем как уснуть, я пытаюсь успокоить себя банальной мыслью о том, что в жизни каждого человека, дабы он не утратил интерес к её прелестям, должно быть что-то, что нельзя разгадать, нельзя познать, вспомнить, вернуть.


И я вижу...

Я вижу себя во сне голодным бродягой, идущим с нищенской сумой по шумной праздничной площади чужого города, где сытые люди говорят на не знакомом мне языке. И вдруг слышу песню – ту, что полюбил в далёком детстве. Слышал её лишь раз и потом забыл. Но вот она снова звучит из огромного рупора над моей головой. В кафе на открытом воздухе, мимо которого я иду, за пластмассовыми столиками сидят весёлые люди и напевают мою любимую песню. Но я не могу никого спросить о ней, ибо не знаю языка. На родном языке я тоже разучился говорить. Все слова мира утратили для меня смысл, став птичьим щебетом и собачьим лаем. Я отвык от слов и утратил голос. Выхватываю у кого-то недопитую бутылку, опустошаю её залпом, мгновенно пьянею и падаю в слезах на чужеземный асфальт, под ноги прохожим. Я уверен, что больше никогда не услышу свою песню; что всё, именуемое душой, жизнью моей души, вот-вот закончится вместе с последним куплетом. Просыпаюсь рывком, вскакиваю с кресла и подхожу к запотевшему окну. Прислоняю лоб к холодному стеклу и медленно закуриваю сигарету. А в саду за окном снег безвременья облепил безымянную сломанную ель. Амбивалентный, слепящий своей белизной снег, видный даже во тьме непроглядной ночи, лишь подчёркивает окрестную темень. И я надеюсь, что под этим средоточием холода, словно под одеялом, тепло всем тем, кто отдал себя земле.

Всю ночь я грезил о сотворении мира. В его сценарии не было богов – только неистовство сил природы: изрыгавшие пенную лаву вулканы, великие землетрясения, обнажавшие пылающие недра земли, опустошительные ветры и наводнения, сдвигавшие с мест и крошившие исполинские деревья и скалы. Над пиршеством огня и воды кружили первые плотоядные птицы, огромные свинцовые крылья которых закрывали солнце и полнеба. Смерть была обыденной и неотъемлемой частью самой жизни. Я видел глаза умирающих птиц, сбитых гигантскими волнами цунами и вихрями пламени, их распахнутые клювы – видел, что птицы не бежали от боли и не боялись смерти, хоть и знали о ней. И как жалок человек, тратящий годы на бегство! Человек-творец, снедаемый внутренней пустотой, не позволяющей ему пребывать в сотворчестве с миром, прокалывает ножом ладони и кровью пишет портреты чужого прошлого на холодных стенах своего невостребованного настоящего. Моё сердце, кажется, умерло; агонизирующий разум мечется в центрифуге воспоминаний, в хороводе напрасных мыслей, как белка в колесе; мои ладони не заживают...

Свет...

Свет содержал в себе все ответы, все недостающие фрагменты памяти, таинства, запечатлённые лица, песни детства – всё то, чего недостаёт личности для обретения целостности. Свет молчит, не называя своего имени, испытывая мои смелость и волю тишиной. Возможно этот свет – смерть, а может быть, – начало нового пути...

Холод, бесприютность, усталость - ломота наступающего утра. В нём перемешалось всё странное и страшное: отвращение, страх, боль, надежда, обида и восхищение.
И в итоге неутолимым голодом потребность в элементарном и недостижимом одновременно - в толике простой, человеческой нежности...

Le dernier mot

Le dernier mot est effrayant à dire.
Parfois je succombe à une vaine superstition et il me semble que le dernier mot sera mon dernier souffle.
La vie m'a appris à me taire et à avoir peur.

Un jour, le dernier mot devint une prophétie.
Une autre fois, il sombra sans réponse dans la surdité du temps.
Et le premier mot n'est jamais pris en compte par le destin.
Le premier mot ne se lève jamais comme le soleil à son zénith.

La vie m'a appris à me taire et à avoir peur.
Le soleil s'éteint à son zénith au-dessus de moi.
La lune est enterrée dans un étang entouré de crépuscule.
Et encore une fois j'ai peur de parler...

Pourquoi la vie ne m'apprend-elle pas à aimer
Et être aime ..?






Последнее слово

Последнее слово страшно произносить.
Порой я поддаюсь напрасному суеверию и мне кажется, что последнее слово станет моим последним вздохом.
Жизнь научила меня молчать и бояться.

Однажды последнее слово стало пророчеством.
В другой раз оно кануло без ответа в глухоту времён.
А первое слово никогда не берётся судьбой в расчёт.
Первое слово никогда не всходит солнцем в зенит.

Жизнь научила меня молчать и бояться.
В зените надо мной погасшее солнце.
Луна утопает в окутанном сумраком пруду.
И снова боюсь говорить...

Почему бы жизни не научить меня любить
И быть любимым..?


16.06.2021